Вот! (гордо озирая дело рук своих) В смысле: лиха беда начало, первый блин и т.п. Опять же, Наполеон был прав: "Главное - ввязаться в заварушку, а там - по обстоятельствам" ( а может, это и не Наполеон сказал... но кто-то великий - точно)
Глава 1. Allemande. (Часть 1-я)
читать дальше
Название: Tarnished Rhapsody
Автор: Hieru Youko
Перевод: Blue Sun
Фэндом: Weiss Kreuz
Оригинал находится здесь:
www.illuminatia.net/en/fictions/wk.html
e-mail автора: hieru.pikachu@gmail.com
Рейтинг: пока – никакого, далее - NC-17
Пейринг: Шульдих/Айя
Жанр: Хентай, романс
Предупреждение автора: WIP (окончание фика планируется автором к следующему лету, возможные некоторые изменения в процессе)
Предупреждение переводчика: некоторые особенности во внешности героев: Оми – брюнет, у Шульдиха золотистые глаза и зеленые волосы и т.д.
Отказ от прав: все права принадлежат правообладателям.
Саммари: Покинув Вайсс, Айя забирает свою любимую сестренку и ищет уединения, где медленно деградирует, пока весьма решительно настроенный Шульдих не решает забрать то, что ему принадлежит.
Прим. переводчика: Аллеманда (франц.allemandе - немецкая) - старинный танец немецкого происхождения. Размер двудольный, темп умеренный, мелодика плавная, исполнение степенное и серьезное. Предполагается , что этот танец отразил характер приветственной музыки , исполнявшейся трубачами при вступлении владетельных особ в город или замок; в дальнейшем подобные встречи сменились торжественным выходом и танцем придворных в замковом зале.
(Музыкальный словарь)
Allemande (Аллеманда)
Август 2004
Айя
Каким-то образом по возвращении в квартиру три лестничных пролета кажутся намного длиннее и круче, чем утром. Я еще сильнее зажмуриваюсь, поднимая ногу и делая следующий шаг, кажется, что ноги весят тонну. Странно, раньше я никогда не чувствовал себя настолько усталым, даже когда у нас случались трехдневные миссии. Такое ощущение, словно каждый атом моего тела кричит, а пыльная земля выглядит слишком заманчиво. Яростно трясу головой, разгоняя сгущающийся перед глазами туман, и продолжаю подъем по ступенькам.
По сравнению с прежним жилищем Вайсс, эта квартира настоящая крысиная нора, но, по крайней мере, совесть моя здесь страдает меньше. Деньги за аренду не омыты кровью. Когда я, наконец, добираюсь до третьего этажа, перед моей дверью стоит миссис Масато и громко в нее колотит, она немедленно оборачивается ко мне и требует арендную плату за месяц. На самом деле, она не злой человек, но похоже в прошлом у нее были проблемы с квартирантами, превратившие ее в суровую хозяйку. Что ж, в то время эта квартира была единственной доступной для меня, а переезжать сейчас мне что-то не хочется.
Женщина внимательно рассматривает меня и пренебрежительно хмурится при виде покрытой грязью рабочей одежды. – Надеюсь, вы собираетесь выстирать эту одежду, молодой человек. И ради Бога, поешьте что-нибудь! Прутик выглядит толще, чем вы.
Заставляю себя негромко усмехнуться - уже отработанный жест для «нормальной жизни». – Да, миссис Масато… Вот плата за месяц, мадам, - кивнув, она берет конверт, ее настроение заметно улучшается. Похлопав меня по плечу, маленькая японка продолжает отчитывать меня и только потом спускается по лестнице, оставляя меня в одиночестве. Я тихонько вздыхаю, что в последнее время случается часто, и извлекаю из кармана ключи. Оказавшись в маленькой квартирке, немедленно сдираю с себя рабочую одежду, грубая хлопковая ткань натерла кожу. Еще раз вздохнув, забираю с собой в крохотную ванную легкую синюю униформу. Фактически, собственная ванная и кухня в стандартной квартире-студии – это роскошь, но опять же, это Нагасаки, а не Токио. В Токио, считай, повезло, если удастся снять комнату размером в четыре татами безо всяких удобств и платить за нее придется в три раза больше, чем моя теперешняя квартплата. У меня комната размером приблизительно в восемь татами, что для меня больше чем достаточно.
Включаю душ и позволяю обжигающе-горячей воде напомнить, что я все еще обречен на существование в этом мире. На то, чтобы вымыться и как можно лучше выстирать одежду, уходит почти час. Вещи можно вывесить на просушку у окна перед завтрашней сменой, и когда я забегу домой перед ночной работой, они уже будут сухими. Иду на кухню, чтобы выпить стакан воды и с сардонической улыбкой посматриваю на холодильник, который входит в меблировку квартиры. Лично мне совсем не нужен занимающий столько пространства неиспользуемый предмет. Для такого грешника, как я, еда не представляется необходимой, и, вдобавок, Кейко, моя наставница в ресторане, взялась пичкать меня едой, как только завидит. Я много раз просил ее перестать, но она мои просьбы игнорирует и делает, что хочет.
Кейко считает, что у меня депрессия, и хотя у меня нет степени по психологии, я это и сам вижу. Бессмыслица выходит – я оставил Вайсс в поисках лучшей жизни, а получилось хуже, чем раньше. Но опять же, бездумная монотонная работа, которой я перегружаю себя, лучше, чем свободное время в Вайсс. Остается меньше времени на раздумья. Можно занять мысли приготовлением пищи или количеством требуемого цемента и кирпичей.
Допиваю стакан воды, споласкиваю его и ставлю в сторону. Смотрю, как утекает вода в слив, и мои мысли разбредаются. Иногда я сожалею, что ушел из Вайсс, но всякий раз, как это случается, образы убитых моим клинком мужчин и женщин встают перед глазами. Знаю, я не должен переживать… Они были Темными тварями, они вредили обществу, охотились на невинных людей, не имевших сил сопротивляться. Вроде… Айи. Невинной, прекрасной… Которая должна была стать красивой молодой женщиной, окончить старшую школу, чего она ждала с таким энтузиазмом, и поступить в выбранный ею колледж. Мы с ней имели обыкновение допоздна засиживаться в моей комнате, когда мама и папа уходили спать, и обсуждать наше будущее. Айя терпеть не могла типичных японок, изредка наведывающихся в школу, чтобы потом устроиться в большую компанию, заниматься скучной работой и искать перспективного мужа.
Она всегда была независимой, мои амбиции и цели по сравнению с ее кажутся незначительными. В старшем классе я так и не смог выбрать будущую специальность, мой учитель посоветовал мне попытаться найти то, что вызывает мой интерес, хотя бизнес – это более практично. Как бы то ни было, решать мне не пришлось.
Айя хотела стать психологом… Поехать в Америку, учиться там, где нет женской дискриминации и специалиста-женщину будут ценить. Я частенько шутил, что в будущем стану братом-пиявкой, клянчащим у нее денег на пропитание своей семьи.
Что ж, никакой семьи у меня не будет, эту надежду я оставил уже давным-давно. Единственное, на что я могу надеться - что Айя когда-нибудь проснется и будет наслаждаться жизнью. Я бы все отдал, даже собственную жизнь, лишь бы она смогла найти счастье, когда очнется. Надеюсь только, что будет не слишком поздно.
Дольше обычного вытирая волосы полотенцем, я гляжусь в зеркало и лениво перебираю отросшие пряди. Смутно припоминаю, что когда однажды Оми пожаловался на свою шевелюру, Йоджи заявил, что чем длиннее волосы, тем легче соблазнять женщин, и что он слишком ленив, чтобы сходить к парикмахеру. Мысленно усмехаюсь, ведь мои длинные волосы уж никак не результат лени, у меня действительно нет времени. Все свободное время я провожу около Айи, или пытаясь хотя бы немного поспать.
Выхожу из ванной и падаю на стоящий возле окна диван-кровать, мое тело, наконец, сдается и глаза сами собой закрываются. Истощение предпочтительней, чем просто «пойти спать», тогда уже мое тело решает за меня то, что не может решить мозг. Наверное, теперь я превратился в то, что люди называют ходячим трупом, но честно говоря, мне плевать. Я все продумал, и если мне как-нибудь повезет умереть, то об Айе будут хорошо заботиться, даже если она так и не очнется.
На этой ужасной мысли об Айе вперемешку с воспоминаниями из моего короткого детства, темнота поглощает мое сознание и утягивает в беспокойную дремоту.
Шульдих
Я стою на другой стороне улицы, прямо под уличным фонарем, среди бела дня, даже не беспокоя себя тем, чтобы прятаться в тени, как бывало раньше, когда я следил за ним. Сейчас где-то шесть утра, но я не чувствую должной усталости, а ведь я предпочитаю ночной образ жизни. Кроуфорду вечно приходилось чем-то подслащать пилюлю, чтобы выманить меня на миссию до полудня. И вот, пожалуйста, сырым холодным утром я торчу через дорогу от жалкого подобия жилого дома, просто жду и наблюдаю. Не с целью обогатиться и повысить доход, а лишь из-за одного человека, которого я полюбил, который украл мое сердце, не прилагая к тому никаких усилий.
А будучи Мастермайндом, я не собираюсь портить свою репутацию и позволять что-нибудь у себя украсть не получив ничего взамен. Я намереваюсь заставить его заплатить… в ответ я украду его самого.
Целиком.
Минута в минуту, мой маленький воришка выходит из своей квартиры и поплотнее запахивается в плащ, который, вероятно, остался единственной вещью, сохранившейся со старых добрых времен. Его облик заставляет меня нахмуриться. Наги дал мне его фото перед отъездом, снимок был сделан издалека, и даже тогда он выглядел бледнее и тоньше, чем я запомнил. Но сейчас, видя его со столь близкого расстояния, особенно когда он в знакомом кожаном плаще, я готов расплакаться и наорать на него за то, что этот идиот довел себя до такого состояния.
Будучи гением в заманивании мужчин или женщин в постель - по сравнению со мной котенок-Балинез выглядит жалким подростком-любителем - я отлично могу судить о размере человека с ног до головы, достаточно одного взгляда. Конечно, мой маленький Абби вечно кутается с головы до ног, опасаясь показать солнцу свою деликатную сливочно-белую кожу, которую я неоднократно имел счастье созерцать - хотя и в неподходящей ситуации и в неподходящее время - но я настолько близко знаком с его плащом, что могу произвести кое-какие расчеты. За те три месяца с тех пор, как я видел в последний раз его симпатичную мордашку, еще до того как мы вытащили котят из воды, он потерял, по меньшей мере, половину своего веса, а темные круги под его глазами стали еще глубже. Он что, вообще не спит? Я рычу про себя, сжимая кулаки, так что ногти больно впиваются в ладони – только так я могу сдержаться, чтобы не схватить его и привязать к кровати, пока он не вернется хотя бы в относительно здоровое состояние.
Ууу, привязать его к кровати… Какие очаровательные образы возникают при этой мысли…
Лежать, малыш, я знаю, что тебя снедает нетерпение. Меня тоже.
Особенно тревожит, что он шагает по пустынному холодному тротуару и даже не смотрит на меня. Или он уже знает о слежке, и его это не беспокоит, или то, что он с собой делает, притупило его чувства. Черт, шесть месяцев назад для наблюдения за ним мне приходилось снаряжаться по-полной: бинокль, высокоточный прибор дальнего слежения, все по максимуму, только, чтобы меня не засекли. У этого мужчины чувства и интуиция лучше, чем у настоящего кота… Он больше похож на ягуара. Всегда настороже, всегда начеку, но при этом никогда не теряет изящества и им можно восторгаться, как одним из лучших Божьих творений.
Как ни печально признавать, но сейчас это уже не ягуар. По улице плетется больной кот, постоянно останавливаясь, чтобы перевести дух, и затем продолжает свой путь, больше напоминающий путешествие к реке Стикс. Я следую за ним по пятам, не беспокоя себя одеванием шляпы или поднятием воротника, чтобы спрятать неестественный цвет волос. Эй, мне нравится зеленый цвет, он мне идет. И какое мне дело до ошарашенных взглядов прохожих, за исключением моего возлюбленного котенка, до тыканья пальцами и перешептываний столь громких, что их уже и шепотом-то не назовешь. Честно говоря, если бы они подошли ко мне и заявили, что цвет моих волос бросает вызов природе, что я безнравственный тип, а может даже и вовсе мафиози, то я бы продемонстрировал средний палец или разразился очень длинной и запутанной речью о том, как они неправы, а затем пошалил бы с их мозгами, пока их не замкнуло бы окончательно. Лично мне второй метод нравится куда больше, поскольку он куда забавней, хотя и отнимает много времени. Что ж, большинство забавных вещей в жизни заставляют человека позабыть о времени.
Так меня и не заметив, он входит в ресторан, где работает, переодевается и начинает протирать пол. Рассматриваю причудливый маленький японский ресторанчик, расположенный в сердце городка. В нем достаточно места, чтобы удобно разместились, по меньшей мере, тридцать человек, есть суши-бар и сцена для караоке. Могу вообразить, как морщит нос мой котенок от отвращения к громкому шуму, как стискиваются держащие поднос руки, пока Айя борется с желанием запрыгнуть на сцену и передушить находящихся там людей. Отчего идиоты-Вайссы постоянно жаловались на его холодность, отстраненность и замкнутость – выше моего понимания; нужно просто знать, куда смотреть. Маленькие бессознательные жесты, чье единственное предназначение – контролировать любое внешнее проявление эмоций. В конце концов, он рос нормальным мальчиком… Только жизнь выкинула с моим котенком финт и заставила подавить ту часть, где осталась чистота и невинность. Если это возможно, я хочу найти ее когда-нибудь…
Нет, вычеркиваем эту фразу. Я ее найду. Найду ту его часть, о которой он сам позабыл.
Ту его часть, которую я убил три года назад роковой дождливой ночью.
Той ночью, когда я убил его родителей и влюбился в него.
Без десяти четыре утра я стою, прислонясь к запятнанной ржавчиной стене его дома, и безостановочно курю. Разумеется, никотин вызовет рак и в очень отдаленном будущем убьет меня, но сами попробуйте ждать парня, который бодрствует в неурочное время, не имея под рукой никаких человечков-игрушек для развлечения. По крайней мере, в Токио психопаты повсюду, и ожидание никогда не бывает унылым или скучным. За последние несколько часов я прочесал все мозги по соседству и должен заметить, что это самые скучные люди, каких мне только доводилось встречать.
Мне совершенно пофиг, как приготовить тунца миллионом способов… Ну, давайте же, люди! Заведите любовную интрижку или денежные долги – развлеките меня! Клянусь, я подохну от скуки прежде, чем умру от рака легких.
Всего три дня мне потребовалось, чтобы основательно изучить график Айи. Городишко должно быть ему уже основательно примелькался, не то чтобы он с самого начала его интересовал. Он встает в шесть, иногда в семь – если этого требует его тело, идет в больницу, затем на работу, затем в больницу, затем опять на работу – и так до трех или четыре утра, в зависимости от того, как решит его бригадир. Затем мой вымотанный маленький котенок топает домой, стирает одежду, принимает душ и отрубается, пока очередной кошмар не разбудит его вернее, чем будильник.
Что ж, надеюсь, он получил удовольствие, мучая себя эти три месяца, пока я в Токио помогал Кроуфорду все наладить, а затем увязывал несколько оставшихся концов, и только потом мне позволили уйти. Разыскивая Айю Наги угрохал массу времени, что доказывает, как тщательно тот заметал свои следы. Но опять же, Наги тогда с головой ушел в разборки с федералами и сотрудниками SEC, которые дышали Кроуфорду в затылок, и нашему маленькому гению приходилось снова и снова вытаскивать его. В постели Наги, может быть, и подчиняется, но в остальном может быть чертовски агрессивным. Не удивлюсь, если, в конце концов, Кроуфиш окажется снизу.
Я бы заплатил, только бы увидеть видеозапись этого момента… А вот интересно, не захочет ли Фарф подработать на стороне. Все, что от него требуется – это установить купленную мной камеру и переслать мне пленочку…
Ход моих размышлений на тему, где лучше установить камеру в спальне Брэда, обрывается, когда на лестнице слышатся тяжелые, усталые шаги. Быстро привожу в порядок одежду, затем мысленно даю себе подзатыльник за то, что беспокоюсь о внешнем виде. Могу поспорить, что в данный момент ему будет все равно, даже если я предстану перед ним голышом, чтобы это понять, не нужно заглядывать в его голову. Кого волнует, как одет твой враг, который всего три месяца назад с помощью сверхспособностей пытался зверски убить тебя? Нацепив на лицо привычную на-все-наплевательскую улыбочку, я вновь лениво приваливаюсь к стене.
У него уходит еще минут пять, чтобы, наконец, добраться до третьего этажа, что заставляет меня нахмуриться. Когда я сказал, что хорошо изучил график Айи, то имел виду, что знаю до минуты и секунды, сколько занимают определенные действия, и более трех минут ему на подъем по ступенькам никогда не требовалось. Должно быть, с ним что-то не в порядке. Неужто поранился на работе? Я не присматривал за ним сегодня, потому как был занят – закупал в супермаркете соседнего городка все необходимое, что объясняет огромное количество стоящих рядом со мной пластиковых пакетов.
Добравшись до третьего этажа, он поднимает на меня глаза, наконец-то ощутив мое присутствие - впервые за те несколько дней, что я за ним слежу. Тонкое лицо окрашено болезненным, но все равно невероятно соблазнительным румянцем, он щурит затуманенные глаза, чтобы лучше приглядеться. В конец концов, до него доходит, кто перед ними, и его рука устремляется к правому боку, где раньше была катана, затем он проклинает отсутствие оружия. - … Чего тебе нужно, Шварц? - цедит он сквозь зубы, бросая на меня такой взгляд, которого даже Кроуфорд побаивался.
Я горько улыбаюсь - кто бы мог подумать, что недоверие и ненависть в его глазах могут причинить такую боль, а интонация, с которой он выговаривает имя моей семьи, обжигать. – А как ты думаешь, котенок? Увидеть тебя, разумеется.
- Ты ищешь мести?
Пожимаю плечами и самым обезоруживающим образом развожу руками. – Можешь обыскать меня, если хочешь, Айя. Со мной нет никакого оружия, - делаю паузу и, подражая голосам инопланетян в новом научно-фантастическом фильме, бубню: – Я пришел с миром.
Красивый рыжик только сильнее суживает глаза, опасный блеск в них усиливается десятикратно, взгляд твердеет. – Тебе не нужно оружие, чтобы убивать, Шварц.
Ох. Кто же знал, что владение паранормальными возможностями принесет столько боли? Я вздыхаю и бросаю на него взгляд «ты что, идиот?». – Если бы я хотел убить тебя с помощью своей силы, ты был бы уже мертв, верно?
Удивительно, но Айя улыбается, изгиб его губ кажется мне самым прекрасным зрелищем, которое я видел, даже если он источает мрачный сарказм и насмешку. – Ты больше кот, чем любой из нас, Шварц. Ты наслаждаешься, играя со своей жертвой, прежде чем жестоко оборвать ее жизнь.
На этот раз, я застываю, признавая болезненную правду. Он бросает на меня яростный взгляд, а потом эмоциональный накал спадает, и он достает ключи от квартиры. Возможно, понимая, что ему не избегнуть моего гнева, если я того пожелаю, он спокойно открывает дверь и заходит внутрь даже не оборачиваясь. Я успеваю вставить ногу между дверью и стеной, не давая полностью закрыть дверь, и он тихо вздыхает, оставляя ее открытой, позволяя мне войти. Стоя в дверном проеме, я наблюдаю, как он включает единственную лампочку в центре комнаты, ее тусклого света едва хватает, чтобы ходить по комнате, не натыкаясь на предметы.
Он пошатывается, я кидаюсь вперед, подхватываю его и слегка морщусь, не ощущая в его теле мускулов и жира. Он слабо сопротивляется, сверкает глазами и пинает меня - что по идее должно причинить боль, но чего нет, того нет. Вздохнув, подхватываю его и забрасываю на плечо, он хватает ртом воздух и замирает, вероятно, чрезвычайно сконфуженный своим положением. Не особо церемонясь, роняю его на диван и удерживаю там, пока другой рукой раскладываю кровать. Когда я избавляю его от пыльной и промасленной униформы, он рычит, но лишь бросает на меня угрожающие взгляды. Твою мать, это что, моторное масло? Позже надо будет сжечь это. Пыль и грязь я еще могу снести, но к моторному маслу мой котенок даже близко не должен подходить.
- Что ты делаешь? – вполне резонно интересуется он, что-то не нравится мне слабость в его голосе, хотя его взглядом по-прежнему можно делать мороженое.
Не прекращая расстегивать множество раздражающих противных пуговиц на его рубашке, я отвечаю: – Раздеваю тебя.
- Шварц, просто убей меня. Не нужно унижать.
Вздыхаю и приподнимаю его, чтобы стащить эту отвратительную рубашку, затем осторожно кладу его обратно. Отмечаю замешательство в его лихорадочном взгляде и перехожу к расстегиванию ремня. – Веришь или нет, это последнее, что я бы с тобой сделал.
Он фыркает, мысленно обзывая меня лжецом. Закатив глаза, я избавляю его от ужасных штанов и отношу их в ванну. По возвращении в комнату застаю его пытающимся встать, хмурюсь и рычу. Он нерешительно смотрит на меня, его замешательство возрастает при виде моего злобного взгляда. – Лежи, глупый ублюдок. У тебя гребаная лихорадка и кто знает, насколько высокая температура. Веди себя прилично, или я вызову сюда Наги, чтобы удерживал тебя своей силой. Ты же не хочешь, чтобы под твоей крышей поселились двое Шварц, верно?
Айя вызывающе смотрит на меня, но такой поединок взглядов ему не выиграть, особенно, когда я здоров, а он нет. Наконец, сдавшись, он плюхается обратно на кровать, закрыв глаза и признав поражение. Зная, что мальчишка не попытается снова выкинуть этот трюк, я обыскиваю квартиру, пока не нахожу запасную одежду, чтобы согреть его, и ненужную тряпку. Намочив тряпку в теплой воде и изображая преданную сиделку, начинаю осторожно смывать грязь с его тела, лишь слегка прикасаясь, безо всякого сексуального подтекста. Господь свидетель, как же это тяжело, особенно когда объект моей любимой фантазии для мастурбаций лежит передо мной обнаженный. Но секс – это последнее, о чем я сейчас думаю – выбить дурь из прекрасного котенка за то, что о себе совершенно не заботился - куда более насущная задача, чем затрахать его до беспамятства. Этим мы займемся позже.
Отмыв его от пыли и сажи, возвращаюсь в ванную и откладываю тряпку в сторонку, сделав для себя пометку, отстирать ее позже, а то котенок рассердится. Вернувшись, с огромным изумлением обнаруживаю, что Айя уже заснул, свернувшись в комок на постели. Мне-то казалось, что надеяться на его доверие напрасно, и посмеиваюсь над ним – так ослабить свою осторожность, что заснуть перед бывшим врагом. Но опять же, возможно с его точки зрения, если я пришел, чтобы убить его, а он не в состоянии оказать сопротивления, не имеет значения, спит он или нет. Эта мысль останавливает мою веселость быстрее, чем вы сможете сказать «суши».
Не знаю, откуда взялось это «суши». Плевать.
Тихонько приподнимаю его и одеваю так осторожно, как только могу, он протестующее скулит, а потом вновь затихает. К счастью, а может и к сожалению, он не просыпается даже когда я укутываю его в одеяло. Теперь, покончив с первоочередной задачей, принимаюсь за перетаскивание продуктов, оставленных в холле за дверью. Так и знал - парень докатился до того, что во всей его квартире нет ничего даже отдаленно съедобного, не говоря уж про кастрюли. Сначала раскладываю свежие продукты, затем банки и кухонную утварь и под конец - столовое серебро и китайский фарфор. Не удивительно, что когда я заканчиваю, солнце уже высоко. Окидываю взглядом маленькую квартирку, закатываю глаза на отсутствие телефона и приступаю к поиску информации. В конце концов, обнаруживаю телефонные номера ресторана и мастера строительной площадки, мой котенок из тех, кто никогда не выбрасывает то, что ему дают, звоню в ресторан и сообщаю, что он болен, и звоню на стройку, чтобы заявить о его уходе.
Да, с моей стороны это самонадеянно, но я не допущу, чтобы он продолжал работать на стройке, даже если у нас дойдет до драки. С настоящего момента он будет спать и есть по графику, чтобы вернуть себе сходство с нормальным человеческим существом, или мое имя не Шульдих.
Перевод фика "Tarnished Rhapsody" автор Hieru Youko, Шу\Ран. Глава 1, часть1.
Вот! (гордо озирая дело рук своих) В смысле: лиха беда начало, первый блин и т.п. Опять же, Наполеон был прав: "Главное - ввязаться в заварушку, а там - по обстоятельствам" ( а может, это и не Наполеон сказал... но кто-то великий - точно)
Глава 1. Allemande. (Часть 1-я)
читать дальше
Глава 1. Allemande. (Часть 1-я)
читать дальше